|
Снег
скрипит за окном.Мои
двери рассохлись от старости
и скрипят в унисон с рыхлым снегом. И этот дуэт
мне напомнил о том, что помимо тоски и усталости
в этой сирой деревне есть почта и сельский Совет.
Одеваю тулуп и подшитые дедовы валенки,
опускаю конверт в самодельный холщовый карман
и на почту иду, поклонясь сельсоветской завалинке,
где степенные тетки слагают житейский роман
о добре и о зле, о гулянках с гармонью и песнями,
о беспутных мужьях, что забыли и совесть и стыд...
И совсем мимоходом о том, что "и нонича пенсии,
знать, не будет - ты глянь-ко: кассирша на нас не глядит".
Эх, российская жизнь! Вся-то ты не впритык, да ухабами!
Все-то "мэры" твои, "президенты" и прочая шваль,
оседлав "мерседесы", воюют с усталыми бабами,
добавляя тоску в без того вековую печаль...
Я иду по деревне, облаенный шумною сворою
одичавших собак, на которых уже и не злюсь.
Я иду сквозь свою одряхлевшую, битую, хворую,
и по-прежнему очень любимую зимнюю Русь.
А на почте - обед. Как же я позабыл расписание?
Вот ведь - "с часу до трех". А еще без пятнадцати два.
Ну куда тебя деть, мое глупое злое послание,
где убористым почерком - глупые злые слова?
А, была - не была! Улетает конверт за околицу,
камень падает с сердца на чистый декабрьский снег.
Надоело молить, выяснять, разбираться и ссориться -
не такой уж я склочный и злой на земле человек...
Возвращаюсь домой. Вновь киваю заснеженным теткам,
вновь рассохшейся дверью привычно на входе скриплю.
И гляжу на огонь в настроении тихом и кротком,
понимая в душе, что я вряд ли тебя разлюблю...
|
|
|